![]() |
![]() |
![]() |
<< К предыдущему материалу † К следующему материалу >>
Икона в звуке
15 февраля православные христиане отмечают Сретение Господне. Мы предлагаем вашему вниманию размышления протоиерея Николая Кима о стихотворении Иосифа Бродского «Сретенье»
Празднуемое событие имеет и свой иконографический устоявшийся тип. «Преднося обеими руками благословляющего Младенца, Она (Божия Матерь) медленно идет к группе лиц, Ее ожидающих: Иосифу и пророчице Анне, с ангелом позади. Симеон, приклоняясь, спешит Ей навстречу, держа в обеих протянутых руках плат для принятия Младенца. Правее храмовый портик с парою горлиц. Все это на фоне аркад, окружающих Храм». Очень сдержанная композиция. Ничего лишнего, как это и характерно для иконы вообще. Отметим ту же немногословность деталей в стихотворении и более того, совпадение этих деталей: 3-4 фигуры, храм, точнее свод храма, птицы. Как это передано в стихотворной форме:
Вообще, в иконах описание архитектурных деталей служит передаче смысла вечного, т.е. не столько обозначения ограниченного пространства, сколько обозначение выхода за всякое пространство. «Особую, в некотором смысле, роль играет изображение в иконе архитектуры. Входя в общий строй, она указывает на место, где происходит изображаемое событие: храм, дом, город. Но здание (так же как и пещера в иконах Рождества Христова или Воскресения) никогда не заключает в себе происходящие события, а служит им фоном, так что сцена изображается не ВНУТРИ здания, а ПЕРЕД ним. По самому смыслу иконы действие не замыкается, не ограничивается тем местом, где оно исторически произошло, так же как, будучи явленным во времени, оно не ограничивается тем моментом, когда оно совершилось». Насколько эта идея точно передана в стихотворении Бродского. Описание события в последних строфах выходит за пределы храма, но эти пределы не физические границы храма, а границы этого мира. Храм в стихотворении, как и икона, оказывается отверстым в вечность:
Именно это, вневременность, надмирность изображаемого является главным смыслом иконы и это более всего прочитывается в стихотворении. Одним из важнейших способов передачи неотмирности изображаемого на иконах является метод так называемой «обратной перспективы». Он заключается в том, что линии перспективы в противоположность привычному взгляду сходятся не на зрителе, смотрящем на икону, а точка схода этих линий лежит вне зрителя, в или за самой иконой. Т.е. уже не человек смотрит на икону, а икона на человека. «Таково свойство того духовного пространства: чем дальше в нем нечто, тем больше, и чем ближе, — тем меньше. Это обратная перспектива. Усмотрев ее, и притом столь последовательно проведенную, мы начинаем ощущать полную свою несоизмеримость с пространством иконы». Главное в этом, что икона необычна даже по законам своего геометрического построения, или по своей структуре. Структура же стихотворения «Сретенье» тоже необычна, необычна именно своей «геометрией стиха». Речь идет о том, как Бродский разрывает привычную связь смысловой и фактической строки:
Это непривычное построение стиха, как и непривычная перспектива иконы, заставляет читателя вдуматься, произвести собственную внутреннюю работу, чтобы правильно понять хотя бы буквальный смысл написанного. То же усилие необходимо приложить и человеку перед иконой, т.е. требуется не пассивное восприятие, как восприятие картинки, а активная работа духа. «Зрительный образ вовсе не дан сознанию как нечто простое, без труда и усилий, но строится, слагается из последовательно подшиваемых друг другу частей, причем каждая из них воспринимается, более или менее, со своей точки зрения. Далее, грань синтетически прибавляется к грани, особым актом психики, и вообще зрительный образ последовательно образуется, но не дается готовым». Обратная перспектива иконы просвечивает в стихе также в последней строке:
Ведь по привычному взгляду уходящая тропа должна выглядеть сужающейся, а здесь наоборот — тропа уходит, но расширяется. И еще одна фраза, роднящая стих с неевклидовой геометрией иконы:
Вообще это видение пространства, не столько пространства этого мира, сколько иного, духовного пространства свойственно всей поэзии Бродского. «Бродский сочинял как бы закрыв глаза. Мир, клубившийся в стихотворении, был крайне разряжен; в сущности, это было мнимое пространство, возникшее из отблесков мелодии на сетчатке; пространство звуковой волны, в которой нет-нет мелькнет ярко окрашенная частица». Другое, не менее важное для понимания иконы, ее свойство, это способ написания иконы. Икона, в отличие скажем от графики и живописи, пишется «светом». Т.е. формы предметов, и особенно ликов строятся не путем наложения теней, как в светском искусстве, а путем высветления образа. «Как мы видим, мир в иконе не походит на свой повседневный облик. Все здесь пронизано божественным светом, и поэтому предметы не освещены с той или иной стороны каким либо источником света; они не отбрасывают теней, ибо теней нет в Царствии Божием, где все пронизано светом». Главный инструмент иконописца не тень, а свет. И свет: то неясный утренний, то как случайный луч и, наконец, свет, исходящий от образа Младенца как некого светильника — наполняет и оформляет стих:
И, наконец, то, что лежит в основе любой иконы, что присутствует в каждом иконописном образе зримо или незримо, что непременно есть на иконе, даже если не изображено — это Крест. Крест Христов, стоящий в центре Библии, мира, каждой души. «В иконописи предвкушение грядущего страдания, которое связывается с самим явлением в мир Предвечного Младенца, изображается в образе, весьма глубоком и значительном, Симеона Богоприимца. Поверхностное, житейское понимание христианского откровения видит в его возгласе "ныне отпущаеши!" только беспредельную радость человека, увидевшего близость спасения. Но иконописец, действительно принявший Христа в душу, смотрит глубже: он чувствует, как выстрадана та радость о спасении, которая совпадает с радостью человека о близости его земного конца. Он ощущает ту глубину скорби, которая заставляет принимать этот конец как избавление. И он понимает, что в устах Симеона "ныне отпущаеши" есть разрешение той бездонной глубины страдания, которая звучит в пророческих словах Богоприимца к Богомотери: "И тебе самой оружие пройдет душу". Это — Симеон, провидящий Крест... Эта скорбь — то самое горение ко Кресту, которая зажигает сердца, и тем самым готовит их к принятию солнечного откровения». Крест же является и фактическим, и смысловым центром стихотворения: композиция стиха уравновешена, как и все в иконе, и в середине, в сердцевине стиха — пророчество старца о Голгофских страданиях:
Все в стихотворении направлено к этому и исходит из этого. Начинается тем, что Мария Младенца внесла в храм, движение к, заканчивается — старец уходит и несет образ Младенца перед собой, движение от. А между этими событиями — пророчество о искупительном Кресте. Младенец приходит в мир, совершается искупление и Симеон уходит уже искупленный Им. Таким образом, богословский смысл любой иконы, тайна Спасения, является центральным моментом и данного стихотворения. Даже в деталях, на которых останавливается внимание, как бы невольно, стихотворение следует правилам иконописи. Имеется в виду особое значение, которое придается в иконе не только ликам, но и рукам изображаемых персонажей. «Лик в иконе — самое главное. В практике иконописания стадии работы так и разделяются на "личное" и "доличное"... "Доличное" и "личное" это разные ступени бытия... Но "личное" — это не только лик и глаза. Но также и руки. Ибо о личности человека руки говорят многое». В стихотворении же руки Марии и руки старца высвечены вниманием поэта, а за ним и мы видим эти святые руки, освященные тем, что они держали Святаго Святых:
Еще одна деталь, или скорее свойство иконописных образов, — это характер их движения. «Естественно, что внутренний строй человека, изображенного на иконе, отражается и в его движениях: святые не жестикулируют — они предстоят Богу, священнодействуют, и каждое их движение и само положение их тела носит характер сакраментальный, иератический». Как в стихотворении передается движение участников события?
Очевидно, что движение персонажей стихотворения совершенно иконографично. И еще одна важная особенность объединяет стихотворение с иконой. Это тишина. Тишина безмолвников исихастов, среди которых рождались лучшие образцы русской иконописи. Более того, иконография именно Сретения наполнена той священной тишиной, которая говорит больше любых слов. «Композиция и цветовая гамма русских икон "Сретение" таковы, что у смотрящих на них возникает ощущение необъяснимой глубокой тишины. Удивительной тишины. Тишины, за которой непостижимым образом угадываются грядущие драматические события вселенского масштаба...» И в стихотворении тишина является как бы фоном и одновременно еще одним действующим лицом происходящего (кстати, на иконах действительно изображается обычно 4 фигуры, окружающих младенца — Мария, Симеон, Анна и Иосиф, а в стихотворении 3 действующих лица, 4-й — Иосиф — безмолвен, сама тишина. К тому же на иконах Иосиф держит жертвенных горлиц, а в стихе есть птица, но уже не в руках Иосифа, а эхо слов как птица под сводами храма).
И, в заключение, отметим то свойство, которое органично присуще и иконе, как выражению русской духовности, и данному стихотворению, как лучшему образцу поэзии. Это красота. Красота, с переживания которой послами князя Владимира, как известно началось знакомство Руси с Православием, красота, которая в совершенном виде присутствует в каждом иконном лике. «Красота достаточно устойчиво выступала в Древней Руси символом святости, благочестия и в целом всего комплекса духовных ценностей». Понимание красоты, эстетическое чувство по мнению самого Бродского неразрывно связано с духовным строем человека, его нравственной позицией: «Всякая новая эстетическая реальность уточняет для человека его реальность этическую. Ибо эстетика — мать этики... Чем богаче эстетический опыт индивидуума, чем тверже его вкус, тем четче его нравственный выбор, тем он свободнее — хотя, возможно, и не счастливее. Именно в этом, скорее прикладном, чем платоническом, смысле следует понимать замечание Достоевского, что "красота спасет мир", или высказывание Мэтью Арнолда, что нас спасет поэзия. Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно». И красота данного стихотворения неоспорима. Необычность рифмы, совершенство композиции, размеренный ритм, строгость и глубина образов — все это позволяет причислить произведение к числу шедевров русской и мировой поэзии, имеющего не только эстетическую, но и несомненную этическую, духовную ценность.
В сокращении, источник: www.onkim.orthodoxy.ru
Вернуться на главную страницу спецпроекта «Дорога к Храму» << К предыдущему материалу † К следующему материалу >>
|
||
![]() |
||
![]() |
![]() |
![]() |